– По мне они оба одинаково бесполезны. Что тогда проку от них?
– Проку нет, конечно, но…
– Что «но»?
– Ты прав, наверное. «По делам их узнаете их», кажется так…
– А вот как ты думаешь, я сочувствую революции или только говорю об этом? – спросил Рахметов.
– Не знаю.
– Ответ неправильный! Мы же только что условились, что это совершенно неважно. Важны дела!
– Ах, да, извини… Тогда так: если твои дела позволяют тебе и зарабатывать, и продвигать революцию, значит, ты объективно полезный человек, – поправился молодой самец Родион. – А мысли твои совершенно неважны.
– Да и непроверяемы в принципе!.. Так что давай выпьем за это.
– Давай. За великое открытие!
Самцы всосали в пищевые тракты небольшое количество наркотика из прозрачных емкостей, после чего Рахметов издал кряхтящий звук, а Родион приблизил к эпителию кусок пищевой протоплазмы и втянул воздух, стараясь почувствовать кислый аромат куска.
– Ну, а чего ты от меня хотел? – запросил Рахметов. – Просил о встрече…
– Хотел посоветоваться.
– Готов служить в меру своих скромных способностей.
Молодой самец Родион был явно взволнован, манипуляторы его передних конечностей беспорядочно двигались, а органы зрения поблескивали избыточной влагой. Он отодвинул в сторону полупустую емкость с питательным раствором и уставился на старшего самца:
– Как ты полагаешь, если человек один раз в жизни сделает страшный, нехороший поступок, а потом всю жизнь будет делать только добрые дела и помогать неимущим, сможет ли после этого он называть себя гуманистом?
Мозг Рахметова задумался, а его тело поскребло рудиментарными когтями основание черепа.
– Это зависит от того, что за черное дело он задумал. И какие добрые дела он будет творить потом. Если он всю жизнь будет детей по головам гладить, а перед тем человека убьет, то, думаю, это пустое глажение убийства не перекроет. А вот если он все свои деньги, полученные за убийство, потом сиротам отдаст, то окупится.
– Какой смысл тогда убивать, если потом все отдать?! – возмутился Родион. – Этак бессмыслица какая-то получается… А если на добрые дела пустить только половину?
– А в чем ты добрые и злые дела мерить намереваешься? В аршинах, в вершках? Или в четвертях? Вот если бы была такая мера, мы смогли бы оценить ею каждый поступок и подбили бабки, расценив выгоду – стоит овчина выделки, ал и нет.
– А как думаешь, в будущем изобретут такую меру?
– Возможно. Отчего нет?
– И как она будет называться?
– Ну, от слова «добро» или от слова «любовь», я не знаю.
– То есть если нагрешу я на сто «Добролюбов», то и вернуть обществу мне нужно будет не менее ста?
– Так точно, – кивнул татарской внешностью Рахметов. – Два добролюба заработал, два израсходовал. А коли потратился и долгов наделал, потом всю жизнь станешь отрабатывать. Да еще с учетом инфляции доброты.
– Ну, а на сколько, по-твоему, Добролюбов может потянуть одна злобная, никому не нужная старуха, от которой этот человек только землю очистит?
– Сколько может стоить старуха? – задумался Рахметов. – А сколько ей жить осталось? Чем меньше жить осталось, тем меньший грех. Если за минуту до естественной смерти старуху убьешь, то вообще не считается.
– Да тут разве угадаешь?
– Это верно, братец… С другой стороны, допустим, сама старуха всю жизнь вредила людям и продолжает вредить. Значит, убив ее, человек просто прекращает ее вред, то есть производит объективную пользу. И тогда, если, например, до своей естественной смерти старуха нанесла бы человечеству вред на сто Добролюбов, то, уничтожив зловредное создание, человек таким образом зарабатывает сто Добролюбов. И после этого на ту же сумму может даже наделать разных вредных дел – например, убить несколько полезных старух.
– А есть ли от старух вообще какая-то польза? – Задумался Родион.
– Вот не знаю. Может быть, и нет. Если старуха своим существованием никого не радует, то никому она и не нужна, кроме самой себя. Это нулевая старуха. Таких старух можно уничтожить сколько угодно, и все равно твой грех будет равным нулю, потому как сколько на ноль не умножай…
– То есть старух можно убивать беспрепятственно?
– Пустых старух, да, можно. Вопрос лишь в том, чтобы точно оценить стоимость старухи и потом на ту же сумму наделать добрых дел. Ну, а если старуха была вредной, то злых дел… Впрочем, человек гуманный злых дел просто так, чтобы обнулить свой счет, делать ни за что не станет. К чему-с? Напротив, человек гуманных свойств так начнет поступать, чтобы количество Добролюбов на его счету лишь приумножалось.
– То есть можно, даже не раздавая детям конфетки, увеличивать свой счет добрых дел, просто уничтожая паразитов, пьющих кровь из народа?
– Получается так.
– И чем больше вредных людей зарубишь, тем больший ты гуманист?
– Так и есть!
– А как определить, пьет старуха кровь из народа или нет?
– Ну, это совсем просто, – Рахметов слегка откинулся от пищевой станины. – Пойти спросить у народа.
– Что ж мне теперь, весь народ опрашивать? Эдак ноги с голодухи протянешь, пока у всех спросишь…
– Да нет, конечно. Зачем всех спрашивать? Если старуха живет в Питере, то зачем в Тамбов идти? Опроси тех, кого она знает, и кончай ведьму!
– А что спрашивать-то?
– Спрашивай, нужна ли кому она. Думаю, впрочем, что ежели родственников у нее нет, так и не нужна. Оно и понятно: вот тебе нужна чужая старуха?
– На кой она мне сдалась?..