Анна Каренина, самка - Страница 37


К оглавлению

37

…Меж тем Родион с помощью двух ног проворно перемещал свое туловище по мостовой, торопясь вовсе не в университет, а на встречу со своим старшим приятелем татарским самцом Рахметовым. Личностная стыковка была назначена в небольшом помещении, предназначенном для кормления одних низкоранговых особей другими низкоранговыми особями в обмен на небольшое количество универсальных единиц эквивалента ценности.

Увидев друг друга, два самца издали приветственные звуки и произвели символическое соприкосновение передними конечностями. Старший самец предложил младшему совершить совместное кормление.

– Знаю, с деньгами у тебя хреново, я угощаю, трактир недорогой. Что будешь? Щи? Кашу?

– Да какие щи на завтрак?

– Какой завтрак, скоро полдень, обедать пора! Давай-давай, не стесняйся, – Рахметов провел юного самца в самый дальний и тихий угол помещения.

Самцы синхронно согнули нижние конечности в средних шарнирах, изогнув их до прямого угла, и ввели ягодичные мышцы в соприкосновение с короткими деревянными станинами, расположенными друг напротив друга. При этом горизонтальная поверхность самой большой, стоящей между самцами станины, оказалась на уровне брюшины. Затем самцы согнули передние конечности в средних сочленениях и положили их на горизонтальную часть большой станины.

– Стеснительный ты человек, Родион, – Рахметов на секунду приподнял правую переднюю конечность и двумя отростками произвел щелчок. – Человек! Эй, человек! Две миски щей и по рюмке водки! Хлеба не забудь… Нельзя быть таким стеснительным. Впереди большие события. Я думаю, будет восстание масс, революция. Сейчас весь воздух в России дышит ею. Царизм будет свергнут, будет конституция, а у последнего бедняка на столе – севрюжина с хреном. Предстоит борьба со старым миром за всеобщее счастье нового мира. Разве можно быть в таких условиях стеснительным?

– Да разве я могу с собой что-то поделать, если уж таким уродился?

– Воспитывай себя, – Рахметов достал из складок искусственной шкуры гвоздь и продемонстрировал его приятелю. – Вот прекрасное средство закалять характер. И заработать денег. Приносит неплохую прибыль, между прочим.

– Каким же образом? Ты разве продаешь гвозди?

– Нет, конечно. Но я открыл на Васильевском небольшой кабинет, арендовав у доктора Борменталя часть комнат, и провожу там сеансы. Приходят люди, лежат на гвоздях. Десять сеансов – шестнадцать рублев.

– Шестнадцать рублев! – ахнул Родион. – И находятся такие дураки?

– Сколько угодно. Даже Великий князь у меня два сеанса принял и пожаловал табакерку. Сказал, радикулит я ему излечил лучше Бадмаева. А давеча у Тургеневых я нашел еще двух клиентов. Думаешь, зря я по этим салонам хожу?

– Да ты миллионщик!

– Ну, до Саввы Морозова мне еще далеко, но на жизнь не жалуюсь. Мне, Родя, за народ обидно!

– А ты устраивай для народа бесплатные сеансы. Пусть приходят люди в неурочное время, полежат на твоих гвоздях.

– Я благотворительностью не занимаюсь. Я о революции мечтаю!..

В этот момент самка неопределенного возраста в замызганной искусственной шкуре принесла и поставила перед ними на горизонтальную поверхность средней станины две емкости с жидкостью, в которой плавали твердые кусочки пищи. Рахметов взял инструмент, представляющий собой небольшую емкость на длинной ручке, зачерпнул малой емкостью из большой и, поднеся зачерпнутое к голове, с помощью легочных мехов начал выгонять из организма воздух через зауженную присоску таким образом, чтобы струя отработанной углекислоты попадала на черпатель. После непродолжительной обдувки организм Рахметова перешел в режим реверса и стал раздувать грудную клетку, втягивая в туловище богатый кислородом атмосферный воздух. И вместе с воздухом в его ротовую полость начали залетать жидкость и твердые кусочки из черпателя.

Всосав таким образом с помощью черпателей до половины принесенной им еды, самцы возобновили прерванный продувками и засосами разговор.

– Отчего бы и тебе, Родион, не продавать свое умение досужей публике?

– Да кто из богатых господ и с какой дури вдруг начнет учиться кидать ножи да топоры в доски?

– А с какой дури богатые господа вдруг начнут на гвозди ложиться? С самой обыкновенной человеческой дури! С жиру бесятся. Главное, объяснить покупателям, что это все ради революции. Революция сейчас очень хорошо идет, под этим соусом и черта продашь…

– Неловко как-то.

– «Нело-о-овко»… Я тебя зачем надысь к Тургеневым пригласил? На Базарова, что ли, смотреть? Базаров со своими лягушками уже отходит. Он был популярен еще полгода назад, а теперь его зовут все больше по старой памяти, а вскоре и вовсе перестанут. Здесь главное держаться в струе и выдумывать что-нибудь новенькое.

– Что ж ты нового выдумал?

– Есть одна идейка. Но я запускать ее пока не буду, пока старая свое до конца не отработает. Всему свой черед.

– А в чем суть идеи-то? – После поглощения горячей пищи, Родион почувствовал, что его организм увеличил отделение жидкости через перфорацию тела, и передней конечностью отер взмокший лоб. – Жарко нынче.

– Да, погода завидная… А придумал я следующее… Только поклянись, что никому не скажешь. А то упрут идею.

– Могила, – отрубил Родион.

Упоминание им ямы, в которую помещался ящик с особью, завершившей свой жизненный цикл, было одной из неофициальных форм торжественного обещания. Поскольку особь, жизненный цикл которой по любым причинам прервался, полностью теряла способность производить звуки, слово, обозначающее яму, в данном контексте можно было перевести, как «буду молчать, как ящик с трупом, засыпанный грунтом в яме».

37